Петр хотел приучить россиян к морю и всячески поощрял судостроение: он заложил основы отечественного государственного флота и способствовал развитию частного судовладения – от крупных купеческих судов до малого каботажного флота и прочих маломерных судов: частных ботов, шлюпок, гичек. И все эти суда долгие годы верно служили не только государству, но и насущным интересам обывателя. Расположенный в дельте реки город не сразу отстроил мосты, и поэтому малый флот на протяжении долгих лет верой и правдой служил горожанам недорогим и удобным транспортом, связывая многие районы столицы. А малые реки и каналы не только заметно сокращали пешеходные маршруты петербуржцев, но позволяли практически непосредственно к жилью доставлять дрова и прочие необходимые в повседневной жизни товары.
Сегодня трудно себе представить, насколько бурно функционировали питерские водные магистрали, как оживляли они городской ландшафт, придавая ему специфический облик города, расположенного на воде.
Баржи на Фонтанке |
Увы, все это ушло в прошлое, и о былом значении Невы напоминают нам лишь сухогрузы и танкеры, встающие на якорную стоянку в ожидании разводки мостов в летнюю пору, да белоснежные многопалубные туристские лайнеры, швартующиеся у редких невских причалов.
Все буйство прошлой прибрежной жизни, конечно же, осталось на картинах и гравюрах русских художников, и любознательные могут увидеть сцены ушедшего городского быта в экспозициях питерских музеев. Но сегодня мы имеем возможность кое-что показать вам на страницах нашей газеты, ибо фотолетописцы города также не могли пройти мимо этих любопытных сюжетов.
По мере развития наземного транспорта все меньше стала ощущаться потребность в невских водных артериях как транспортных магистралях, а значит, и горожане не всегда осознают, что Петербург – крупный морской и речной порт – все эти сооружения и события жизни портового города скрыты от глаз обывателя и туристов. Более того, жители новостроек, которым по роду деятельности не надо выбираться в центр города, на берега Невы, могут годами не видеть ее водных просторов.
Я вспоминаю историю, рассказанную мне родителями одной девочки, которую где-то в пятом или шестом классе повезли на автобусную экскурсию по городу. Ее семья живет в Купчино – там, в основном, и проходила ее жизнь, – девочка ходила в школу, на музыку, на занятия в спортзал, по воскресеньям ездила с родителями в Пушкин и Павловск, лето проводила в деревне. И только благодаря этой экскурсии она проехала вдоль невских берегов, увидела Финский залив, и впервые осознала что ее город… стоит у моря! Ее удивлению и восторгам не было границ!
Открытие навигации |
В прежние времена все было иначе. Вот что пишет в своих воспоминанниях один из очевидцев того, как выглядел город сто лет тому назад: «Везде, даже у фешенебельной Дворцовой набережной, торчали барки. Они нарушали архитектурную ясность набережных и стройность замечательных ансамблей береговых зданий, но одновременно придавали оживление широкому простору невских вод. В высокую воду барки, натягивая канаты, поднимались, раскачивались, скрипели бортами, задевая друг друга бортами и угрожающе демонстрируя мощь водной стихии.
Баржи везли из глубины страны лес, кирпичи, песок, железо, чугун в слитках, медь в чушках, пеньку, зерно, бочки сельди, соль и сотни других грузов. Они шли издалека, из Астрахани и Перми. Разгружали их вручную. Стлали узкие мостки, а по берегу – доски. На доски были набиты железные полосы, чтобы легче катилось колесо тачки. Дрова, кирпичи, уголь возили на тачках, мешки и кули таскали на спине.
Крестный ход |
Барки были самого разного размера и вида: некрашеные серые плоскодонки, лайбы, соймы, белены с наклонными мачтами, смоленые баржи, железные шаланды и разные другие суда. Обычно по носу по обе стороны ахтерштевня шли цветные полосы разных оттенков на манер флага, и эти цвета у каждого судовладельца были свои».
Особенно много город потреблял дров. Кстати, я еще застал то время, когда многоэтажные дома отапливались печами. Мы жили на Петроградской стороне на шестом этаже замечательной архитектуры здания на Кировском (ныне Каменноостровском) проспекте. В каждой комнате стояли печки, а на кухне – огромная кирпичная плита в металлическом каркасе. Лифта на нашей лестнице не было, а дрова находились в подвале, где у нас, как и у всех жильцов дома, был свой чулан, в котором хранились припасенные летом дрова, керосин, картофель, старые лыжи и прочая рухлядь. Дрова укладывались на сложенную петлей веревку и на собственной спине поднимались на шестой этаж. Обыкновенно делалось это в воскресенье, но иногда приходилось «сбегать за дровами» и после прихода из школы.
Дрова привозили на лошадях со склада, находящегося неподалеку от нашего дома, на месте, где сегодня расположен Дворец молодежи, а туда дрова перегружали с барж, которые причаливали прямо к берегу или доставляли с Карповки, по которой их привозили буксирчики в плотах.
Вообще по городу баржи с дровами приставали практически в любом месте, а дрова складывались прямо на набережных, порой их бесконечные штабеля занимали и проезжую часть. В начале века дрова часто привозили на очень простых баржах, сделанных из толстых досок, сбитых деревянными штырями на кокорах. Они дешево обходились лесозаготовителям – труд лесорубов и плотников, изготовлявших эти баржи, ценился невысоко, и поэтому не имело смысла гонять их обратно, и часто эти баржи после разгрузки тут же распиливались на дрова.
Возле Николаевского моста |
Такую же «технологию» использовали и купцы, торгующие знаменитой керамикой из Алеховщины, расположенной в Лодейнопольском районе.
Они заказывали баржу где-нибудь на Свири, загружали ее всевозможными глиняными изделиями – расписными и обожженными горшками, крынками, кружками, кувшинами, детскими игрушками, свистульками, потом цепляли ее к проходящему мимо каравану и сплавлялись вниз до Ладоги, а потом по Неве. Выбрав в городе место побойчее, приставали к набережной и начинали торговлю своим товаром, а, распродав его, уступали по дешевке барку какой-нибудь артели, специализировавшейся на дровах, а те быстро реализовывали ее.
Точно так же привозили в город и другие грузы. «Хлебные волжские баржи с пестрыми расписными деталями, – пишет М. А. Григорьев, оставивший нам подробное описание жизни города в начале ХХ столетия, – останавливались испокон веков против Калашниковских складов, немного ниже Александро-Невской лавры. Над ними всегда вились тучи голубей. Эти сохранившиеся до сих пор склады (автор писал свои воспоминания в 1930-1950 гг. – В. Н.) были главным мучным амбаром Петербурга. В складах обитали миллионы крыс, которые по загадочной привычке к миграции иногда выползали из складов и пересекали улицу столь плотным потоком, что трамваи останавливались.
Николаевская набережная |
У Воскресенской набережной (ныне набережная Робеспьера), выше Литейного моста, разгружались баржи с сеном и фуражом. Около буянов Сельдяного, Сального, Пенькового стояли барки с соответствующими товарами. Много барок находилось у Биржевой стрелки, но больше всего их было на Малой Неве. Между Биржевым и Тучковым мостами они размещались у левого берега, ниже Тучкова моста – почти на всю ширину реки, оставляя лишь проходы для караванов…
Караваны чаще всего шли по Обводному каналу и Фонтанке, а большие барки – по Мойке и Екатерининскому (канал Грибоедова) каналу. Здесь баржи обычно спускались без буксира, самоходом по течению. Команда отталкивалась от дна длинными шестами метров по восемь. Воткнет человек с носа барки такой шест в воду, упрет в дно и, повисая телом над водой, идет на корму, где шест выдергивает, и снова идет на нос».
По Неве и многочисленным ее рукавам целыми днями маленькие приземистые буксиры с черными трубами, из которых валил черный дым, таскали караваны барж. Сохранились в памяти очевидцев и их названия: «Могучий», «Трудолюбивый», «Илья Муромец», «Тверь», «Волга», «Шексна». Были и оригинальные – «Иван Никифорович», «Шаляпин», «Салаг» и др. По малым рекам ходили пассажирские пароходики, принадлежавшие двум кампаниям – Щитова и Финляндскому обществу легкого пароходства. Горожане охотно пользовались их услугами – они не только довольно быстро перевозили пассажиров, но и доставляли им немало удовольствия понаблюдать за происходящим на набережных.
Спуск судна |
Вдоль всех невских берегов то тут, то там были разбросаны многочисленные пристани и дебаркадеры, к которым швартовались еще более многочисленные плавсредства, было много живорыбных садков, где можно было купить свежую рыбу, прокатных лодочных станций, встречались и редкие купальни.
Это были полузатопленные баржи, со сколоченными на палубе раздевалками, а купались в их заполненных водой трюмах, смельчаки норовили купаться прямо в Неве, но это было опасно и, как правило, каждый год в газетах появлялись сообщения об утонувших.
На Неве имелось много мест, где были перевозы, они также пользовались большой любовью горожан, и многие предпочитали поездку на ялике прогулке по недавно отстроенным мостам.
Невозможно описать все невские набережные с их причалами и особым колоритом, обусловленным историческим и социальным статусом того или иного городского места. Можно лишь для примера бегло рассказать, что творилось в одном из самых оживленных мест – на правом берегу Невы ниже Николаевского моста. Вся эта набережная вплоть до Горного института использовалась как сплошной портовый причал. «Здесь, – пишет уже упомянутый автор, – были пристани пассажирских ближних линий: на Петергоф, Кронштадт, Лисий Нос, Териоки, и дальних: на Выборг, Гельсингфорс, Ганке, Стокгольм, Ревель, Ригу. От Сальнинской пристани уходили речные пароходы на Шлиссельбург, Ладогу, Шексну, Онегу. Дальше до самого Горного института, тянулся причал для торговых кораблей. Суда стояли вдоль всего берега, иногда в два ряда, борт к борту. Днем и ночью кипела работа. Вертелись небольшие береговые краны, склепанные из чугунных листов, поворачивались корабельные стрелы, тарахтели паровые лебедки, пронзительно свистели сигнальные. Эти звуки неожиданно перекрывал мощный гудок отплывающего парохода.
Трамвай на Неве |
Небольшие пассажирские пароходы выглядели игрушечными рядом с грузовыми гигантами водоизмещением по 10 000-15 000 тонн. Среди сутолоки и суеты затерянный и жалкий, задавленный громадами кораблей и заслоненный штабелями грузов, стоял перед Морским училищем миниатюрный памятник Крузенштерну».
Сюда же ежегодно приходили и экзотические суда, чей приход становился событием для обитателей Васильевского острова. Так, по весне швартовался на Николаевской набережной большой пятимачтовый парусник из Рио-де-Жанейро, борта которого были окрашены чередующимися белыми и черными полосами, как у старинных фрегатов. Этот корабль привозил пряности, древесину редких и ценных пород, диковинные фрукты. Когда его разгружали, по близлежащим линиям разносился приятный сладкий аромат.
Примерно в то же время швартовался и крупный пароход «Кильдин», привозивший с Кольского полуострова бочки соленой трески и сельди. Эти бочки из бездонных трюмов парохода лебедками вытаскивали наверх и тут же на набережной их штабелевали. На какое-то время горы из бочек возвышались над причалами. Бочки, несмотря на качественную укупорку, после долгого рейса от постоянной болтанки начинали понемногу протекать, и весь Васильевский остров на несколько дней пропитывался специфическим острым запахом соленой трески. Ну как тут было не ощутить, что Питер истинно приморский город!
Ниже по течению за Горным институтом, как и сегодня, громоздились спущенные на воду торговые и военные суда, которые достраивались у причалов Балтийского завода и Нового Адмиралтейства. Выкрашенные суриком их мощные корпуса возвышались над береговыми постройками, и оттуда постоянно доносился шум не замирающей работы. Грохотали молотки заклепщиков, доносился визг метала, что-то падало, гудели трудяги-буксиры, постоянно шнырявшие между высоченными кирпичного цвета корпусами судов. Большим праздником были частые – флот активно строился – спуски кораблей. Приезжало всевозможное начальство, на обоих берегах Невы выстраивались толпы рабочих, а в окрестной акватории внезапно появлялось бесконечное количество мелких суденышек, на которых многочисленные зеваки сползались поглазеть на захватывающее зрелище. Заводские буксиры отгоняли их на безопасное расстояние – мощная волна, возникавшая при спуске крупного судна, стеной расходилась по Неве и порой заливала мелкие суденышки. Говорят, бывали и жертвы. Но каждый раз находились новые желающие, старавшиеся в непосредственной близости увидеть это величественное представление.
Вид на Николаевский мост |
Зимой на Неве становилось пустыннее, но и тогда она не замирала. Во многих местах пилили лед и грузили его на сани – холодильников в ту пору еще не было, и в подвалах магазинов и ресторанов устраивались ледники. Лед для них специально выпиливали и глыбами длиной по полтора-два метра вывозили заказчикам. Во многих местах зимой устраивались переезды для сокращения расстояния между берегами. С набережной делали дощатый съезд для саней, а весь маршрут с двух сторон обставлялся вешками – нарубленными молоденькими елками. Специальные люди следили за прочностью льда по ходу переезда. По нему же шли и многочисленные пешеходы.
Именно по невскому льду были проложены рельсы первых питерских трамваев. Владельцы конок неохотно приняли появившихся конкурентов.
Особенно оживленно становилось на Неве в день Крещения. Главная Иордань вырубалась в самом центре города – перед Зимним дворцом. Тут проходил крещенский парад, митрополит служил Крещенскую обедню, и начинался праздничный крестный ход. Вся Нева и окрестные набережные были заполнены народом. Палили пушки, установленные в непосредственной близости к Иордани, им вторили орудия с Петропавлоской крепости. Зрелище было фантастическое!
Но было и еще одно, неорганизованное, мероприятие – каждый год в день, когда на Неве начинался ледоход. Как-то случалось, что в этот день обычно пасмурное питерское небо вдруг очищалось от низких облаков, сияло весеннее небо, блестели золотом купола церквей, шпили Адмиралтейства и Петропавловки, и, казалось, в город приходила сама Весна. И тогда берега и набережные заполнялись толпами людей, одетых еще по-зимнему – в шубах и полушубках, громоздких пальто на вате, громоздких шинелях и бекешах, но большинство в этот день снимали свои шапки – кто дорогого меха, а кто потрепанные малахаи – и радостно грелись под первыми лучами по-настоящему весеннего солнца. А по Неве, громоздясь друг на друга, поднимая особый шелестящий шум, дружно и мощно неслись по реке голубоватые льдины. Нева очищалась ото льда. Впереди были долгожданное лето и очередная навигация, которую ждали все.